Роли

Написал это в качестве "разогрева" перед очередным эпизодом книги.
На рассказ не тянет, просто сказка на ночь.

Часы в театральном фойе щелкнули, показывая двенадцать ночи. В комнатке охраны зазвенел будильник. Дверь медленно открылась и, слегка, сонный охранник вышел в коридор. Он зевнул, похлопал себя по животу и громко сказал в пространство:
- Пора!
Он подошел к двери гримерной, легонько постучал в неё и сказал:
- Ребята, двенадцать ночи. Все как обычно, вы знаете порядок. Владимир Ильич, жду вас.
После чего этот немолодой уже, усатый мужчина направился обратно в свою комнатку. Театральные коридоры были пусты. Но вот тихонько скрипнула дверь. Из темной гримерной в тусклый свет сорокаваттных ламп выглянула кепка. Она парила в воздухе, как будто бы держалась на чьей-то голове, но головы не было. Была пустота. Хотя нет – под кепкой висела в воздухе накладная бородка. А дальше, вслед за кепкой появился серый костюм тройка. Этот костюм сам по себе вышел в коридор и «потянулся».
- Иду, дядя Миша, - сказал чей-то картавый голос. Голос доносился из-под кепки, как будто бы разговаривала та бородка, она даже двигалась в такт чьим-то невидимым челюстям. – Ох, что-то я не в моде нынче, весь нафталином пг'овонялся.
- Ильич, мы все сейчас не в моде, - добавил из гримерки чей-то бас. – О, Федор Яковлевич опять в кармане сигареты забыл. Хе-хе, а потом удивляется, куда они пропадают.
Вслед за «Ильичем» из гримерной вышел наряд рабочего: широкие штаны, рубашка и… кузнецкий молоток, на самом деле бутафорский. Не успел «рабочий» выйти, как из-за тонкой стены послышался истошный вопль:
- Сигарету! Полцарства за сигарету!
- Ричард, - пробасил «рабочий». – Что-то там опять застрял? Время идет, выходи.
- Не могу, - голос доносился из соседней комнаты. – Меня повесили - ноги не достают.
«Ильич» ехидно захихикал.
- То-то же… король-то липовый, - саркастично заявила бородка.
В конце коридора появилось белое платье, и, несмотря на то, что владельца не было видно, его полы приподнимались, будто бы подталкиваемые женскими ножками; платье вышагивало плавной, женственной походкой.
- А меня сегодня забыли, - грустно сообщило платье. – Глупо, когда актеры переодеваются в туалете.
- Это хамство, - сказал «рабочий». – Моя бы воля…
- Но её у тебя нет, - сказал «Ричард» из-за стенки. – Кто-нибудь снимет меня, или нет?
- Сейчас, подожди, - недовольно сказал «рабочий». – А Джульетта, ни смотря, ни на что, всегда выглядит замечательно. А где Ромео?
- Ушел пить с отцом, - грустно сказала «Джульетта». – Мы столько раз играли свою любовь, что убедились в её отсутствии.
- Да уж, - сказал суровый голос, до этого молчавший. – Скоро исчезнет не только любовь, но и мы сами. Посмотрите правде в глаза – театр пуст, наши актеры играют в пустом зале даже днем. А раньше! Раньше: блеск, любовь зрителей, которая сделала нас живыми.
- Зато теперь киношники живее всех живых, - сказал «Ильич». – Даром, что бездаг'и полные. Ладно, я пошел с дядей Мишей партию доигрывать.
«Рабочий» тем временем, вышел из соседней комнаты в сопровождении пышного и пыльного средневекового костюма и красной римской тоги, под которой была простая белая рубашка, заменявшая тунику.
- Да, Гай, ты прав, - вздохнул «Ричард» отряхиваясь. – Не те времена, нас начали забывать.
- Мы умираем, - сказал «Цезарь». – Когда Союз был, на тебе ни пылинки не было, вешалку легко ломал. А сейчас… даже у наших актеров нет желания нас играть. Точнее, ваших. Нас с Ричардом и Ильичем уже несколько лет никто не надевал. Пылимся в этом складе, как тряпки.
Тем временем, «рабочий» вытащил из кармана рубашки пачку сигарет и потряс её. «Ричард» вытянул одну сигарету и «огляделся».
- Огоньку бы, - томно сказал он.
Тут еще одна боковая дверь открылась, и из неё вышел костюм-тройка с тростью и в котелке.
- Огоньку кто-то спрашивал? – котелок покачался, будто бы кивая, и из внутреннего кармана вылетел коробок спичек.
- Кто бы сомневался, что у Воланда не найдется огоньку, - рассмеялась «Джульетта».
Спичка вылетела из коробка и чиркнула об него. Сигарета висела в воздухе над пышным жабо костюма короля. Алым огоньком засветился её край. Дым струе влился внутрь костюма.
- Так-то лучше, - сказал «Ричард».
И из своих каморок начали появляться другие персонажи пьес разных авторов и разных времен. Долго перечислять их всех, но все они были живые. Невидимые, но живые роли, теряющие силу и жизнь. Созданные с любовью и теперь страдающие от забвения в провинциальном театре. Многие из них были на сценах в столицах, а теперь взрыв огромной страны расшвырял их кого куда. Но они продолжали жить, пока о них помнил хоть кто-то, пока хоть кто-то ходил на спектакли.
Спектакли в театре уже давно давали за гроши и даже бесплатно. Ибо пенсионеры, желавшие вспомнить былое, не могли дорого платить за билет, а молодым людям с интимными целями и алкоголикам, желавшим в покое распить бутылочку, было все равно – они могли пойти и в другое место. Актеры, хоть и получали какую-то зарплату, давно работали кем пришлось: бухгалтерами, строителями, инженерами, продавцами, поварами, сантехниками. Был среди них даже бизнесмен. Они все по вечерам оставляли дела и шли сюда, делать то, чем занимались издавна и с любовью. Это была их жизнь, и они оживили теперь свои роли.

- Ваш ход, Владимир Ильич, - сказал дядя Миша.
Кепка в задумчивости склонилась и хмыкнула. Затем фигура на доске передвинулась и гордый, картавый голос заявил:
- Шах. И, кажется, мат.
Дядя Миша удивленно посмотрел на доску. Как же он мог не заметить этого белого слона? Да, что не говори, а роли играют в шахматы лучше, чем живые люди.
- Еще партию? – спросил дядя Миша.
- Разумеется, - бордо сказал «Ильич» - И чайку.
Кнопка электрического чайника щелкнула, нажатая невидимой рукой.

- Быть или не быть, - сказал «Гамлет», глядя на бутафорский череп.
- Да оставь ты это, - сказал «Ричард». – Давно известно, что быть.
Напротив него сидела большая царская шуба, под которой была старинная русская одежда и стеклянные драгоценности. «Шапка Мономаха» украшала этот дивный наряд. «Царь Иоанн» аккуратно разливал прозрачную жидкость по стаканам. «Ричард» и еще один правитель – «Цезарь» наблюдали за уже привычными царскими движениями. «Гамлет» бросил череп на пол и шумно вздохнув, подошел к столу. Роли встали.
- Сынуля, - суровым голосом сказал «Иоанн».
В гримерную, освещенную лампами дневного света, вошел еще один русский, царский наряд, но без шубы. В невидимых руках плыли по воздуху открытая банка огурцов и пластмассовая ванночка с селедкой. «Сын» поставил все на стол и взял свой стакан. «Правители» поднялись и «Иоанн Грозный» сказал уже смягчившимся голосом:
- Ну, цари и императоры, короли и принцы, и все остальные «голубые» крови. Поднимем наши кубки за еще один новый день. Дай Бог, чтобы не он был последним для нас. Вздрогнули…

«Рабочий», «Воланд» и «князь Мышкин» сидели на диване перед старым телевизором в другой гримерке и смотрели футбол. «Князь» неторопливо потягивал пиво, «рабочий» шуршал семечками. Семечки исчезали над воротником рубашки, оттуда вылетала лишь шелуха, педантично отправляемая в бумажный пакет.
- Ну что это такое, - выкрикивал «рабочий». – Как так играть можно? Как же раньше играли-то, а…
- Тише-тише, - заметил «Воланд». – Они научатся играть тогда, когда я выйду на сцену Большого. Я, кстати, предлагал включить ночной канал.
- Хе-хе, да уж, ты специалист по ночным утехам, - рассмеялся «Ильич».
«Мышкин» хрюкнул и подавился пивом.

«Джульетта» стояла у окна и смотрела на звездное небо. Её не интересовала улица, она уже много раз видела эту улицу ночь, увидеть её оживленную, залитую солнечным светом, роли девушки было не дано – лишь ночью они могли жить. Днем люди играли роли, а ночью роли играли людей. И изменить этот порядок не могло ничто.
«Ромео», видно по походке его костюма, пьяный подошел к ней.
- Все по-старому, - сказал он.
- Все по старому, - сказала «Джульетта».
- А знаешь, я тебя все-таки люблю. Актер, который меня играет, влюбился в актрису, которая играет тебя. Сегодня она забыла тебя, потому что он сделал ей предложение. Я как раз висел напротив и видел. Прелестное колечко он ей подарил.
- Это прекрасно, - сказала «Джульетта». – Но каждый день может стать последним для нас.
- Не бойся, я может и не тот самый Ромео, но тебя не брошу, - засмеялся «Ромео».
- Обними меня, - попросила «Джульетта».
И они стояли, обнявшись у окна, и звездный свет озарял их давно уже выцветшие наряды…

Утром в театр приехали люди в дорогих костюмах. Они долго ходили по нему, фотографировали, осматривали ржавые трубы, малость, подгнившую сцену, ветхие декорации. С ними ходил директор театра. Они зашли в один из чуланов, где висели наряды «Ильича» и «рабочего».
- Так, все костюмы мы у вас тоже купим, - сказал один из серьезных людей. – Сейчас такого качества уже не делают, поэтому ничего здесь не меняйте.
- Так значит, правда, что театром заинтересовались? – спросил, в надежде, директор.
- Правда. Сейчас много новых постановок, - сказал человек. – Театр возвращается в моду, а значит и приносит неплохие средства. Как у вас с актерским составом?
- Большей частью, все разошлись, - сказал директор. – Но многие остались.
- Это хорошо, - сказал человек. – Сообщите им, чтобы никуда не пропадали, мы заключим контракты с каждым. Но, разумеется, мы ждем, что театр окупит средства, в него вложенные.
- Мы будем стараться.
- Да, это в ваших интересах. Ну что ж, я думаю, более детально мы обсудим этот вопрос у вас в кабинете. Решим, как дать вашему заведению вторую жизнь.
- А жизнь в нем никогда и не останавливались, - сказал директор, глядя на костюм Владимира Ильича Ленина. – Не прекращалась…